Питерские Байки

Сегодня попробую начать новую тему о замечательном городе Санкт-Петербурге. О его литературе, исскустве, замечательных людях и истории. Дабы соблюсти копирайты, сообщаю, что эта и все последующие байки публикуются из источника www.nev.ru

Сегодняшняя питерская байка:

В 1920 году после скитаний по России Мандельштам вновь приехал в Петроград. Для
интеллигенции единственным способом пропитания в те годы были пайки. Друзья выхлопотали
поэту милицейский паек, милиция тогда выступала в качестве мецената. Как члену
Союза поэтов, Осипу Эмильевичу полагался ордер на самую необходимую одежду -
свитер и брюки. Горький, утверждавший списки, свитер Мандельштаму выдал, а вот
брюки - собственноручно вычеркнул. Надежда Мандельштам писала по этому поводу
с горькой иронией: "уже тогда у нас не было уравниловки, и каждому полагалось
по сумме знаний. У Мандельштама знаний на штаны не хватило". (Очевидно, Сорбонны
и Петербургского университета было маловато). Из положения помог выйти Гумилев.
Он отдал Мандельштаму свои запасные брюки, и Мандельштам клялся жене, что, расхаживая
в брюках Гумилева, он чувствовал себя необыкновенно сильным и мужественным.

Сегодняшняя питерская байка:

Уже через два года после изобретения фотографии, в ноябре 1841 года, в Петербурге,
на Никольской улице появилось первое дагерротипное заведение. Его владельцами
были Давиньон и Фоконье. Новый вид искусства сразу же вызвал интерес у петербургской
публики, и число подобных заведений стало расти. Появились и первые отечественные
профессиональные дагерротиписты, в основном - из числа художников.
Один из первых сделанных в России дагерротипных снимков изображал парад. ("В
России дышит все военным ремеслом..."). Снимок принесли Николаю I. Реакция монарха
на новейшее техническое достижение была неожиданной. Он взял лупу, посмотрел
на снимок и в гневе закричал: "Это так меня принимают?! Это парад в моем присутствии?!
...Посмотри в лупу, " - Николай обратился к брату, великому князю Михаилу Павловичу,
- "у третьего солдата четвертой шеренги кивер криво надет!"

Сегодняшняя питерская байка:

В Царском селе, на границе Екатерининского и Александровского парков есть два
замечательных сооружения - Большой и малый капризы - насыпные мосты с арочными
пролетами, соединяющие обе стороны Подкапризовой дороги. Большой каприз, украшенный
беседкой в китайском стиле, служит входом в Китайскую деревню, а Малый ее завершает.
Капризы были сооружены в 1774 году по проекту архитектора В. И. Неелова. Согласно
легенде, Екатерина II долго отказывалась утверждать проект, предложенный Нееловым,
ее смущали большие расходы на строительство. Немецкая бережливость боролась с
желанием украсить любимую резиденцию еще одной игрушкой и, наконец, потерпела
поражение. Екатерина подписала проект, произнеся историческую фразу: "Быть так.
Это мой каприз". И большой насыпной мост стал Большим капризом, маленький - Малым.
Однако существует еще одно объяснение этих любопытных названий. Во времена
Екатерины у Большого каприза стоял шлагбаум. Выезжая из Царского села, именно
здесь императрица говорила кучеру, куда ехать. Поэтому Екатерина сама и назвала
в шутку это место - "своим капризом". Возможно, эта версия вполне устраивала
придворных, но нам-то с вами не нужно объяснять, почему бывшая Ангальт-Цербская
принцесса, сместившая с престола законного царя, никогда не объявляла заранее
о своем отъезде и не сообщала о том, куда направляется. Умная была женщина, и
совсем не капризная.

Сегодняшняя питерская байка:

Татьяна Григорьевна Гнедич, замечательный поэт-переводчик и педагог, была личностью
легендарной. В 1944 году ее арестовали, и почти два года она просидела в одиночной
камере во внутренней тюрьме НКВД на ул. Воинова, бывшей печально известной "Шпалерке".
Именно здесь, случайно, следователь дал ей в камеру для записи показаний лишний
листок бумаги. На нем бисерным почерком она записала перевод двух песен байроновского
"Дон Жуана", которые знала наизусть. Перевод попал к следователю, и - о чудо!
- ей разрешили переводить дальше, выдали письменные принадлежности, словарь и
роман Байрона. Так в одиночке родился шедевр. О своем вдохновенном труде Гнедич
написала такие стихи:
"Гордон мой дорогой! Я счастлива, смотри,
Ты послан мне самой судьбою.
Ни злые палачи, ни глупые псари
Не разлучат меня с тобою.
...............................................................
Нам будет хорошо с Кипридою втроем
На новоселье этом странном.
Целуй меня, мой друг! Мы сына назовем
Назло уродам – Дон Жуаном!"
Легенда утверждает, что однажды к ней в камеру привели женщину. Она возмутилась
и попросила вызвать следователя.
- Зачем вы подсадили ко мне эту женщину?
- Но ведь никто не выдерживает в одиночной камере более полутора лет.
- Нам с Байроном никто не нужен, - ответила Татьяна Григорьевна.

Сегодняшняя питерская байка:


В 1845 году Гоголь жил у Жуковского во Франкфурте, болел и очень тяготился помощью Василия Андреевича. Узнав об этом, очаровательная Александра Россет взялась похлопотать о пенсии для Гоголя, которого хорошо знала и с которым состояла в дружбе. На одном из вечеров она улучила благоприятный момент и обратилась к императору Николаю I с просьбой.
"Вы же знаете, пенсии назначаются капитальным трудам, - отвечал раздумчиво Николай. - Не думаю, чтобы повесть "Тарантас" удостоилась пенсии..."
"Повесть "Тарантас" - сочинение графа Соллогуба, а "Мертвые души" - большой роман, " - скромно заметила Россет.
"Ну, так я его прочту, потому что позабыл "Ревизора", - пообещал император красавице. И, видимо, действительно прочел, потому что пенсия Гоголю была выплачена.

Сегодняшняя питерская байка:


6 апреля 1924 года на набережной Фонтанки у Лештукова моста собралась огромная толпа.
Усиленные наряды пешей и конной милиции теснили народ и увещевали людей разойтись. Но толпа на
уговоры не поддавалась и с интересом следила, как высокий полный человек в круглых очках и
шубе убегал от преследователей, то и дело падая в грязь, а рядом мельтешил маленький
человечек, в прозодежде и почему-то с моноклем.
- Сумасшедшие на свободе! - раздавалось в толпе. Бегавшие были не сумасшедшими, они были
писателем Алексеем Толстым и художником Юрием Анненковым. Снимали специальную кино-фильму для
спектакля "Бунт машин", премьера которого должна была состояться в Большом драматическом
театре в середине апреля.
После такой рекламы спектакль имел оглушительный успех, однако вскоре разразился скандал.
Выяснилось, что некто Кролль перевел пьесу Карела Чапека "ВУР" и отдал Толстому для
редактирования. Был даже составлен договор, по которому Кролль и Толстой обязывались поделить
пополам авторский гонорар. Однако Толстой поступил иначе. Использовав идеи Чапека, он написал
свою пьесу. Кролль подал на плагиатора в суд, но процесс проиграл. Суд, выслушав
многочисленных экспертов: Евгения Замятина, Корнея Чуковского, Павла
Щеголева, в иске Кроллю отказал...

Сегодняшняя питерская байка:

Взаимоотношения "книгопродавца с поэтом" всегда непросты, вот, например, как
писал Александр Сергеевич Пушкин об известном издателе и книгопродавце Александре
Филипповиче Смирдине:
"Смирдин меня в беду поверг;
У торгаша сего семь пятниц на неделе,
Его четверг на самом деле
Есть после дождичка четверг".
А вот как рассказывал Смирдин Ивану Ивановичу Панаеву об одном своем визите
к Пушкину:
"Я пришел к Александру Сергеевичу за рукописью и принес деньги-с: он поставил
мне условием, чтобы я всегда платил золотом, потому что их супруга, кроме золота,
не желала брать других денег в руки". Когда Смирдин вошел в кабинет, Пушкин со
словами "рукопись у меня взяла жена, идите к ней, она хочет сама вас видеть"
проводил издателя к жене и тут же их покинул.
"Я вас для того призвала к себе, - сказала Наталия Николаевна, - чтобы вам объявить,
что вы не получите от меня рукописи, пока не принесете мне сто золотых вместо
пятидесяти. Мой муж дешево продал вам свои стихи. В шесть часов принесите деньги,
тогда получите рукопись... Прощайте".
Смирдин поклонился и пошел в кабинет к Пушкину. Пушкин сидел за письменным столом,
подперев рукой голову: "Что? С женщиной труднее поладить, чем с самим автором?
Нечего делать, надо вам ублажить мою жену, ей понадобилось заказать новое бальное
платье, где хочешь, подай денег... Я с вами потом сочтусь".
- Что же, принесли деньги в шесть часов? - спросил Панаев.
- Как же было не принести такой даме?
(Справедливости ради стоит отметить, что Александр Филиппович скрягой не был,
и под конец жизни не то что большого состояния себе не составил, а и вовсе разорился.)

Сегодняшняя питерская байка:

Талантливый художник Павел Андреевич Федотов часто заходил в гости к Михаилу
Васильевичу Петрашевскому, который жил на Садовой улице, за церковью Покрова.
Как-то приехал он к Петрашевскому раньше обычного и застал у него незнакомого
молодого человека.
"Антон Григорьевич Рубинштейн ", - представили его Федотову.
Рубинштейн посмотрел на Федотова, как бы ожидая, что тот скажет "Ах, Рубинштейн!",
но поскольку Федотов молчал, Рубинштейн продолжил свой рассказ:
- Николай Павлович очень музыкален, - по его тону было понятно, что он говорит
о царе. - Он знает наизусть балет "Дочь разбойника". Мальчиком я играл музыку
этого балета во дворце. Николай Павлович сидел сзади и подсвистывал мне. Очень
верно, но на полтакта вперед. Хвалил мое исполнение. Не понимаю, почему ему не
нравится "Руслан и Людмила"? Ведь бетховенской силы вещь!
- Ее нельзя вперед подсвистывать, - ответил Федотов.

Сегодняшняя питерская байка:

Александра Осиповна Смирнова-Россет была не просто красавицей, но и остроумной
обаятельной женщиной. Природная живость сочеталась у нее с редким умением интересно
рассказывать, очень похоже и весело изображая в лицах своих знакомых. Наталия
Николаевна Пушкина в ту пору, когда молодая семья жила в Царском селе, ревновала
Пушкина к Россет. Александра Осиповна ее успокаивала: "Право мне все равны: и
Жуковский, и Пушкин, и Плетнев. Разве ты не видишь, что ни я не влюблена в него,
ни он в меня".
"Я это очень хорошо вижу, - отвечала юная Наталия Николаевна, - да мне досадно,
что ему с тобой весело, а со мной он зевает".
Друзья-литераторы в шутку прозвали Россет "донна Соль", по имени главной героини
модной тогда драмы Виктора Гюго "Эрнани". (У донны Соль был старый муж, а к Россет
сваталось много престарелых женихов). И остроумный Петр Андреевич Вяземский написал
о ней такие стихи:
"Вы - донна Соль, подчас и донна Перец!
Но все нам сладостно и лакомо от вас,
И каждый мыслями и чувствами, из нас
Ваш верноподданный и ваш единоверец.
Но всех счастливей будет тот,
Кто к сердцу вашему надежный путь проложит
И радостно сказать вам сможет:
О, донна Сахар! донна Мед!"

Сегодняшняя питерская байка:

Император Павел не был жестоким человеком, но неуравновешенность характера и
непредсказуемость поступков множили число его врагов и отвращали от него сторонников.
Адмирал Павел Васильевич Чичагов, сын знаменитого екатерининского адмирала,
во время плавания у берегов Британии влюбился в дочь начальника одного из портов
прекрасную мисс Проби.
Вернувшись в Петербург, Чичагов попросил у императора разрешение на брак. Павел
пришел в ярость и в просьбе отказал, "ввиду того, что в России есть довольно
девушек, и для сей цели незачем ездить в Англию".
Прошло немного времени, и граф Ростопчин, как бы между прочим, рассказал императору
о том, что в Англии весьма высоко отзываются о флотоводческих способностях Чичагова,
и даже сам командующий английским флотом лорд Спенсер очень его хвалит. Мнение
иностранцев произвело магическое действие, и Павел немедленно разрешил Чичагову
жениться и произвел его в контр-адмиралы.
Но Чичагов не успел обрадовать свою невесту. Морской министр граф Кушелев, ненавидевший
Чичагова, с легкостью настроил против него императора. Чичагова арестовали прямо
в Зимнем дворце, в императорском кабинете, сорвали мундир и почти голым отвезли
в Петропавловскую крепость.
Прошло еще немного времени, и Павел решил Чичагова простить. "Позабудем все,
что произошло..." - сказал он бывшему узнику.
Чичагова тут же отправили во главе эскадры на помощь англичанам, и он при первой
возможности женился на своей любимой мисс Проби, а Павел, вспоминая о Чичагове,
удовлетворенно замечал: "Он исправился, тюрьма принесла ему пользу..."