Стихи

[root]

А. Новиков

ДОМ ПОД СНОС

Как просто, тихо, без речей,
Решился будничный вопрос:
Мой дом, теперь уже ничей,
Приговорен — идет под снос.
Еще денек — и крыша с плеч,
Сползется гусеничный лязг.
На пустыре, где стенам слечь,
Устроят бревна перепляс.
Где белый голубь на шесте,
Где в мае яблоня в фате,
Где звоном битого стекла —
Гляди — стрижи из-за угла,
Где по натянутой струне
Танцуют тени на стене
И чертит детская рука
Границы мира с чердака.
Не дом — корабль кверху дном.
Один — и ты уже не флот.
Большим растерзанным окном
Кричал его беззубый рот:
“Здесь больше некому стеречь
В горошек ситцевую ночь!..
И на траву, как было, лечь,
И полететь куда-то прочь...”
Где белый голубь на шесте,
Где в мае яблоня в фате,
Где звоном битого стекла —
Гляди — стрижи из-за угла,
Где по натянутой струне
Танцуют тени на стене
И манит пальцем на крыльцо
Кавказской пленницы лицо.
Что здесь задумано потом —
Благословенным трижды будь!
Конечно, дом, конечно, дом
Построят здесь когда-нибудь.
Каркас, затянутый в бетон,
Глаза — окон во все концы.
“А где же тот?.. А где же он?..” —
Весной замечутся скворцы.
Где белый голубь на шесте?
Где в мае яблоня в фате?
Где звоном битого стекла —
Гляди — стрижи из-за угла?
Где по натянутой струне
Танцуют тени на стене?
И тихо лестница-клюка
Живет под мышкой чердака...

[Sham 69]

Редиард Киплинг

Брод на реке Кабул

Возле города Кабула -
В рог труби штыком вперед! -
Захлебнулся, утонул он,
Не прошел он этот брод,
Брод, брод, брод вблизи Кабула.
Ночью вброд через Кабул-реку!
В эту ночь с рекой бурлившей эскадрон
Боролся плывший,
Темной ночью вброд через Кабул-реку.

В городе развалин груды -
В рог труби, штыком вперед! -
Друг тонул и не забуду
Мокрое лицо и рот!
Брод, брод, брод вблизи Кабула,
Ночью, вброд через Кабул-реку!
Примечай вступая в воду, - вехи есть
Для перехода...
Темной ночью вброд через Кабул-реку.

Солнечен Кабул и пылен -
В рог труби, штыком вперед! -
Мы же вместе, рядом плыли,
Мог прийти и мой черед...
Брод, брод, брод вблизи Кабула,
Ночью вброд через Кабул-реку!
Там теченье волны гонит, слышишь -
Бьются наши кони?
Темной ночью вброд через Кабул-реку...

Взять Кабул должны мы были -
В рог труби, штыком вперед! -
Прочь отсюда, где сгубили
Мы друзей, где этот брод,
Брод, брод, брод вблизи Кабула,
Ночью вброд через Кабул-реку!
Удалось ли обсушится,
Не хотите ль возвратится
Темной ночью вброд через Кабул-реку?

Провались она хоть в ад -
В рог труби, штыком вперед! -
Ведь остался б жив солдат,
Не войди он в этот брод,
Брод, брод, брод вблизи Кабула,
Ночью вброд через Кабул-реку!
Бог простит грехи их в мире...
Башмаки у них как гири, -
Темной ночью вброд через Кабул-реку...

Поверни от стен Кабула -
В рог труби, штыком вперед! -
Половина утонула
Эскадрона, там, где брод,
Брод, брод, брод вблизи Кабула,
Ночью вброд через Кабул-реку!
Пусть в реке утихли воды, не зовем уже...
К походу...
Темной ночью вброд через Кабул-реку!

[Нотаха]

Роберт Льюис Стивенсон

ВЕРЕСКОВЫЙ МЕД
пер. С.Маршака

Из вереска напиток
Забыт давным-давно,
А был он слаще меда,
Пьянее, чем вино.

В котлах его варили
И пили всей семьей
Малютки-медовары
В пещерах под землей.

Пришел король шотландский
Безжалостный к врагам.
Погнал он бедных пиктов
К скалистым берегам.

На вересковом поле
На поле боевом
Лежал живой на мертвом
И мертвый на живом.

Лето в стране настало,
Вереск опять цветет,
Но некому готовить
Вересковый мед.

В своих могилах тесных
В горах родной земли
Малютки-медовары
Приют себе нашли.

Король по склону едет
Над морем на коне,
А рядом реют чайки
С дорогой на равне.

Король глядит угрюмо
И думает: "Кругом
Цветет медовый вереск,
А меда мы не пьем."

Но вот его вассалы
Заметили двоих -
Последних медоваров,
Оставшихся в живых.

Вышли они из-под камня,
Щурясь на белый свет, -
Старый горбатый карлик
И мальчик пятнадцати лет.

К берегу моря крутому
Их привели на допрос,
Но никто из пленных
Слова не произнес.

Сидел король шотландский
Не шевелясь в седле,
А маленькие люди
Стояли на земле.

Гневно король промолвил:
- Плетка обоих ждет,
Если не скажете, черти,
Как вы готовите мед!

Сын и отец смолчали,
Стоя у края скалы.
Вереск шумел над ними,
В море катились валы.

И вдруг голосок раздался:
- Слушай, шотландский король,
Поговорить с тобою
С глазу на глаз позволь.

Старость боиться смерти,
Жизнь я изменой куплю,
Выдам заветную тайну,-
Карлик сказал королю.

Голос его воробьинный
Резко и четко звучал.
- Тайну давно бы я выдал,
Если бы сын не мешал.

Мальчику жизни не жалко,
Гибель ему ни по чем.
Мне продавать свою совесть
Совестно будет при нем.

Пусть его крепко свяжут
И бросят в пучину вод
И я научу шотландцев
Готовить старинный мед.

Сильный шотландский воин
Мальчика крепко связал
И бросил в открытое море
С прибрежных отвесных скал.

Волны над ним сомкнулись,
Замер последний крик.
И эхом ему ответил
С обрыва отец-старик:

- Правду сказал я, шотландцы,
От сына я ждал беды,
Не верил я в стойкость юных,
Не бреющих бороды.

А мне костер не страшен,
Пусть со мною умрет
Моя святая тайна,
Мой вересковый мед.

[Нотаха]

Щипачев Степан

Любовью дорожить умейте,
С годами - дорожить вдвойне.
Любовь - не вздохи на скамейке
И не прогулки при луне.

Все будет, слякоть и пороша,
Ведь вместе надо жизнь прожить.
Любовь с хорошей песней схожа,
А песню нелегко сложить.

***

Павел Шубин

Шофер.

Крутясь под "мессершмитами",
С руками перебитыми
Он гнал машину через грязь,
От Волхова до Керести,
К баранке грудью привалясь,
Сжав на баранке челюсти.

И вновь заход стервятника,
И снова кровь из ватника,
И трудно руль раскачивать,
Зубами поворачивать...

Но - триста штук, за рядом ряд -
Заряд в заряд, снаряд в снаряд!
Им сквозь нарезы узкие
Врезаться в доты прусские,
Скользить сквозными ранами,
Кусками стали рваными...

И гать ходила тонкая
Под бешеной трехтонкою,
И в третий раз, сбавляя газ,
Прищурился немецкий ас.

Неслась машина напролом,
И он за ней повел крылом,
Блесной в крутом пике блеснул,
И - раскололся о сосну...

А там.. А там поляною
Трехтонка шла, как пьяная,
И в май неперелистанный
Глядел водитель пристально:

Там лес бессмертным обликом
Впечатывался в облако,
Бегучий и уступчатый,
Как след от шины рубчатой.

Май 1942 года.

[eXploSiVe]

Люблю высокие соборы,
Душой смиряясь, посещать,
Входить на сумрачные хоры,
В толпе поющих исчезать.

Боюсь души моей двуликой
И осторожно хороню
Свой образ дьявольский и дикий
В сию священную броню.

В своей молитве суеверной
Ищу защиты у Христа,
Но из-под маски лицемерной
Смеются лживые уста.

И тихо, с измененным ликом,
В мерцаньи мертвенном свечей,
Бужу я память о Двуликом
В сердцах молящихся людей.

Вот — содрогнулись, смолкли хоры,
В смятеньи бросились бежать...
Люблю высокие соборы,
Душой смиряясь, посещать.

А. Блок

[eXploSiVe]

Осыпались листья над Вашей могилой,
И пахнет зимой.
Послушайте, мертвый, послушайте, милый:
Вы всё-таки мой.

Смеетесь! — В блаженной крылатке дорожной!
Луна высока.
Мой — так несомненно и так непреложно,
Как эта рука.

Опять с узелком подойду утром рано
К больничным дверям.
Вы просто уехали в жаркие страны,
К великим морям.

Я Вас целовала! Я Вам колдовала!
Смеюсь над загробною тьмой!
Я смерти не верю! Я жду Вас с вокзала —
Домой!

Пусть листья осыпались, смыты и стерты
На траурных лентах слова.
И, если для целого мира Вы мертвы,
Я тоже мертва.

Я вижу, я чувствую, — чую Вас всюду,
— Что ленты от Ваших венков! —
Я Вас не забыла и Вас не забуду
Во веки веков!

Таких обещаний я знаю бесцельность,
Я знаю тщету.
— Письмо в бесконечность. — Письмо в беспредельность. —
Письмо в пустоту.

М. И. Цветаева

[eXploSiVe]

Я молчу, но приятно
Наблюдать одну картину:
Вас, похожую на дятла,
Но с повадками павлина.
День за днем одно и то же,
Я смотрю на мир дебело,
Хочется кричать: о, Боже!
Как мне все осточертело.
Запустить в Вас мокасином?
Пристрелить? Я озадачен:
Или взять, облить бензином
И спалить к чертям собачим?
Но, как будто просыпаясь,
Слыша: мы вдвоем навечно?
Я смотрю и улыбаюсь:
Ну, конечно же, конечно

Борис Барский

[Котенок]

Эдуард Асадов
Доброта
Есди друг твой в словесном споре
Мог обиду тебе нанести,
Это горько, но это не горе,
Ты потом ему все же прости.
В жизни всякое может случиться,
И коль дружба у вас крепка,
Из-за глупого пустяка,
Ты не дай ей зазря разбиться.
Если ты с любимою в ссоре,
А тоска по ней горяча,
Это тоже еще не горе,
Не спеши, не руби с плеча.
Пусть не ты явился причиной
Той размолвки и резких слов,
Встань над ссорою, будь мужчиной!
Это все же твоя любовь!
В жизни всякое может случиться,
И коль ваша любовь крепка,
Из-за глупого пустяка
Ты не должен ей дать разбиться.
И чтоб после себя не корить
В том, что сделал кому-то больно,
Лучше добрым на свет быть
Злого в мире и так довольно
Но в одном лишь не отступай.
На разрыв иди,на разлуку,
Только подлости не прощай
И предательства не прощай
Никому:ни любимой, ни другу!

[squirrel]

Руми.
О ТОМ, КАК СТАРИК ЖАЛОВАЛСЯ ВРАЧУ НА СВОИ БОЛЕЗНИ
Старик сказал врачу: "Я заболел!
Слезотеченье... Насморк одолел".

"От старости твой насморк",-врач сказал.
Старик ему:"Я плохо видеть стал".

"От старости, почтенный человек,
И слабость глаз, и покраснение век".

Старик: "Болит и ноет вся спина!"
А врач: "И в этом старости вина".

Старик: "Мне в пользу не идет еда".
А врач: "От старости твоя беда".

Старик: "Я кашляю, дышу с трудом".
А врач: "Повинна старость в том и в том.

Ведь если старость в гости к нам придет,
В подарок сто болезней принесет".

"Ах ты, дурак! - сказал старик врачу.-
Я у тебя лечиться не хочу!

Чему тебя учили, о глупец?
Лекарствами сумел бы врач-мудрец

Помочь в недомогании любом,
А ты-осел, оставшийся ослом!.."

А врач: "И раздражительность твоя -
От старости, тебе ручаюсь я!"

[Пикачу]

Максим Мейстер.
СЕРДЦЕ ХАНУМАНА
Вернулся с победою наш Хануман,
И Ситу вернул Рамачандре.
Герой пролетел через множество стран,
На теле его было множество ран,
Но Ситу вернул Рамачандре!

В Айодхье родной, среди воинов и слуг
Мать Сита сказала герою:
"Хочу наградить тебя, лучший мой друг.
Что хочешь - скажи. И исполнится вдруг…"
Так Сита сказала герою.

"Я Раме служил! Зачем мне награда?", -
Сказал Хануман удивленно.
"Я Раме помог, Айодхья вся рада.
Мать Сита довольна… Зачем мне награда?", -
Спросил Хануман удивленно.

Но Сита не слушает, царской рукой
Она ожерелье снимает:
"Его подарил мне супруг дорогой…"
И так говоря: "Принимай, мой герой!"
Ему ожерелье вручает.

Как тысяча лун на солнце сияют
Бесценного жемчуга нити.
И Брахма, и Шива тот жемчуг желают,
Сам Индра богатый такого не знает!
Бесценного жемчуга нити.

Но наш Хануман ожерелье порвал,
Жемчужину в рот положил.
Ее раскрошил и пыль изучал,
Как будто в жемчужине что-то искал.
Так жемчуг зубами крошил.

Смеются вокруг: "Ну дает! Обезьяна!"
Бесценную вещь загубил!
"Ему драгоценности жаловать рано!"
"Достаточно было простого банана!"
"Ах, как же он нас рассмешил!"

Смеется мать Сита и Рама смеется:
"Зачем ожерелье сжевал?"
"Быть может, и Нам по вкусу придется?"
"И все же, зачем? Мне как будто сдается
Внутри ты чего-то искал?"

"А как же? Искал", - Хануман отвечал. -
"Снаружи ведь Имени нету!
И жемчуг поэтому весь разломал,
Я "Рама" внутри очень сильно искал,
А там тоже Имени нету!"

Притихли вокруг: "Вот дает, обезьяна…"
Но кто-то задорно сказал:
"Слушайте-слушайте вы Ханумана,
У самого внутри будто лишь Рама!.."
С вызовом кто-то сказал.

Рванулся герой навстречу словам
И в миг свою грудь разорвал!
А в сердце распахнутом - Сита и Рам!
Внутри Ханумана лишь Сита и Рам!..
И здесь умолкает Гопал…

Гопал дас в тревоге, ему не понять:
Что здесь происходит такое?
Что если и мне свою грудь разорвать?
И Ситу, и Раму, и Кришну искать!..
Но нет, мое сердце - пустое…