Ходорковский готов стать президентом РФ

[MARS]

ну так и не отписывайся здесь.тебя ж никто не заставляет.

[Чапаев]

Я и не жалуюсь.
Только ты сходи на Ломоносова...
Выясни....

[MARS]

А что там на Ломоносова? раз не жалуешься, то тем более тебя здесь никто не держит.

[Чапаев]

Сообщение от Чапаев

Только ты сходи на Ломоносова...
Выясни....

Думай, думай, думай....

[MARS]

Зачем мне куда-то идти?мне и дома хорошо. хватит уже тут советы раздавать. на себя вначале посмотри. ни одного дельного комментария. все вокруг да около. одно пустословие.

[Чапаев]

Как у нас с тобой всё ВЗАИМНО!

[MARS]

я тебе не советую ехать на Ломоносова.я советую покинуть тред, если нет дельных комментариев.

[Чапаев]

Вот я и говорю - взаимно!

[Чапаев]

Вот видишь!
Человека освободили, выпустили за рубеж, а он до сих пор о свободе гонит!
Чего тебе ещё надо??? Какой свободы???

Это неизлечимо!!!

[MARS]

Мы добьемся свободы(полная версия)

Добавлено через 3 минуты
«Я готов идти до конца»
Интервью газете Financial Times
FT, Нил Бакли, из серии «Lunch with the FT», 19.12.2014

За обедом в лондонском стейк-хаусе, принадлежащем выходцу из России, поссорившийся с Путиным олигарх объясняет, почему нынешний хозяин Кремля не сможет сохранять власть вечно.


Иллюстрация (с) James Ferguson / FT
Иллюстрация © James Ferguson / FT
Если вспомнить, что ему довелось пережить, Михаилу Ходорковскому можно простить некоторые слабости. Например, хороший стейк. «В тюрьме нам нечасто давали мясо», — говорит он, когда мы садимся за столик у окна посреди темного дерева и кожаных банкеток «Гудмана» — стейк-хауса в лондонском Мейфэре, принадлежащего российской компании. «И даже если давали, никогда нельзя было с уверенностью сказать, из какого оно животного».

Хотя Ходорковский, несомненно, единственный из посетителей ресторана, отсидевший 10 лет в российской тюрьме, он выделяется среди состоятельной публики лишь тем, что один из немногих, кто не носит костюма. Впрочем, даже когда он обладал состоянием в 15 миллиардов долларов, владея пакетом акций нефтяной компании ЮКОС, и был частью мировой бизнес-элиты, собирающейся в Давосе, он — подобно Ричарду Бренсону и Стиву Джобсу — предпочитал неформальный стиль. Его серо-голубой свитер с отложным воротником напоминает те, в которых он появлялся в зале суда во время двух своих долгих, громких и откровенно политизированных процессов по обвинениям в мошенничестве, уклонении от уплаты налогов и растрате.

Освободившись год назад, сейчас Ходорковский живет в Швейцарии, и, словно современный Ленин или Мандела, надеется привести свою страну к свободе, хоть на некоторое время. Недавно он заявил, что готов стать временным президентом, в том лишь маловероятном случае, если его заклятый враг — президент Владимир Путин — покинет свой пост.

В свой 51 год Ходорковский выглядит вполне пригодным для этой задачи. Его редеющие седые волосы коротко подстрижены. Впрочем, он несколько набрал в весе с тех пор, как в прошлом году его неожиданно выпустили на свободу, в духе шпионских обменов времен холодной войны отправив 20 декабря на частном самолете в старый аэропорт Шенефельд в восточном Берлине.

Просматривая меню, Ходорковский вздыхает с улыбкой: «На свободе столько искушений».

Какие из них после выхода на свободу стали самыми главными? «Когда ты свободен, — объясняет он, — можно делать столько интересного, что легко увлечься и забыть о самых важных задачах. Впрочем, когда ты свободен, важных задач много».

В нем по-прежнему заметна та энергия, которая в свое время сначала сделала его самым успешным из российских олигархов, а потом привела к немилости у власти. Мой собеседник родился в 1963 году. Он учился в московской школе, был комсомольским вожаком и мечтал когда-нибудь стать директором советского завода, однако когда в конце 1980-х годов Михаил Горбачев разрешил частное предпринимательство, Ходорковский занялся бизнесом. Он импортировал компьютеры и консультировал государственные предприятия, а позднее основал банк «Менатеп». В 1995 году в результате сомнительных приватизационных аукционов он купил нефтяную компанию ЮКОС, которую сумел сделать крупнейшей в стране. К началу 2000-х годов он был самым богатым человеком в России — и самым богатым бизнесменом моложе 40 лет в мире.

В феврале 2003 года в ходе встречи в Кремле он в присутствии тележурналистов бросил вызов Путину, заговорив о чиновничьей коррупции. Впрочем, вызовом для президента было уже само существование Ходорковского, как фигуры, соединявшей независимый дух (и, по слухам, политические амбиции) с огромными деньгами. Его арест в том же году в заснеженном сибирском аэропорту стал важным поворотным моментом к мрачному авторитарному режиму, правящему сейчас Россией и вовлекшему ее в конфликт на Украине и самую серьезную конфронтацию с Западом со времен распада Советского Союза.

Мы заказываем: для Ходорковского рибай с фасолью; для меня стейк «Нью-Йорк» с картошкой. От вина он отказывается, ограничиваясь минералкой без газа. Себе я заказываю диетическую колу.

Я спрашиваю о залоговых аукционах 1995 года. Тогда ряд богатых бизнесменов — олигархи — одолжили денег почти обанкротившемуся российскому государству под залог акций государственных предприятий. Когда государство не смогло расплатиться с долгами, олигархи продали залоговые акции самим себе по ничтожным ценам. Сейчас, отмечаю я, эти аукционы считаются чем-то вроде первородного греха российского бизнеса.

«Я не совсем с вами согласен», — отвечает Ходорковский. Тогда, по его словам, казалось, что кандидат от коммунистов победит на выборах президента Бориса Ельцина и положит конец частному бизнесу. На этом фоне иностранных инвесторов российские активы не интересовали. Соответственно, акции стоили ровно столько, сколько были готовы заплатить российские инвесторы. В случае Ходорковского это было около 300 миллионов долларов за чуть меньше 80% акций ЮКОСа.

Многие до сих пор с горечью вспоминают, как агрессивно Ходорковский вел себя с миноритарными акционерами своей компании. Когда ЮКОС пошел вверх, и доля Ходорковского стала оцениваться в миллиарды долларов, критики стали расценивать благотворительные инициативы олигарха, осуществлявшиеся через фонд «Открытая Россия», как попытки придать себе респектабельный вид, чтобы повысить стоимость активов. С точки зрения некоторых, все это делало его сомнительной фигурой в качестве «узника совести», каковым организация «Международная амнистия» признала его в 2011 году.

Хотя Ходорковский еще во время первого судебного процесса передал свою долю в ЮКОСе другому акционеру, сейчас его состояние, по собственным словам, составляет более 100 миллионов долларов.

Нам приносят стейки, и официантка передает Ходорковскому сырный соус. Я напоминаю, что недавно он признал ошибки того времени. «Да, я говорил об ошибках, но есть большая разница между ошибками и намеренным нарушением закона», — возражает он.

Схемы по «оптимизации налогообложения», включавшие в себя продажу нефти через внутренние налоговые гавани, которые ставили ему в вину в суде, были, по его словам, прекрасно известны властям вплоть до правительственного руководства. «В большинстве стран, по налоговому законодательству, такие вещи считаются преступлением, если ты что-то скрываешь. Но мы ничего не скрывали».

.  . .

Я уже встречался с Ходорковским раньше. Самая впечатляющая наша встреча произошла в 2008 году, когда я просунул микрофон сквозь прутья клетки в зале суда в морозной сибирской Чите, чтобы проинтервьюировать его перед вторым процессом. В прошлом году Ходорковский дал мне письменное интервью — как оказалось, всего за несколько месяцев до своего неожиданного освобождения. Его ответы тайно передали мне из расположенной в лесах на северо-востоке России исправительной колонии его адвокаты. В них он рассказывал о трудной жизни российской «зоны»: об изготовлении папок для бумаг в мастерской, о бесконечных очередях, о мисках с баландой.

Осведомившись, нравится ли ему обед — «Очень», — говорит он, прожевав очередной кусок, я интересуюсь, какой момент его пребывания за решеткой был самым худшим. Может быть, хуже всего был тот случай, когда сокамерник ранил его, спящего, ножом в лицо?

Удивительно, но нет. Бросившись тогда к умывальнику и увидев, что порез не такой глубокий, как показалось сначала, он спокойно зашил рану и отправился досыпать. По его словам, хуже всего было в первые два года, когда он бессильно наблюдал, как ЮКОС из-за многомиллиардных налоговых претензий по кускам продавали контролируемой государством «Роснефти», позднее ставшей крупнейшей в мире публичной нефтедобывающей компанией. Десятки сотрудников Ходорковского попали под суд, а множество их коллег потеряли работу.

«На мой взгляд, когда ты главный, ты должен брать на себя полную ответственность за все, — говорит он. — Проблемы у организации, проблемы у сотрудников — решать их тебе. Иначе ты не годишься в начальники».

Впрочем, свой способ влиять на власти Ходорковский все же нашел — тюремные голодовки протеста. Он четырежды переставал есть, из них дважды объявляя сухую голодовку. Обычно он требовал прекратить издевательства над своими осужденными экс-коллегами — такими, как бывший главный юрист ЮКОСа Василий Алексанян. Смертельно больной раком и СПИДом, Алексанян утверждал в 2008 году, что власти отказывают ему в лечении, требуя от него показаний против бывшего начальника на новом процессе.

«Когда я услышал об Алексаняне, я почувствовал, что могу что-то сделать, — рассказывает Ходорковский. — Российская тюрьма отучает дорожить своей жизнью, поэтому мне было легко сделать такую ставку».

«Мне сказали, что будут кормить насильно, — продолжает он. — Я сказал: “Ребята, а вы этим когда-нибудь занимались? Вы знаете, что, если человек этого не хочет, то долго его принудительно кормить не получится?” Разумеется, я все тщательно взвесил. Я мог выиграть или проиграть. Если бы я сделал ошибку, я бы умер».

Единственное, что его тревожило как православного верующего, это вопрос о том, как к подобному — фактически это ведь самоубийство — отнесется Бог. Однако власти каждый раз шли на уступки.

Хотя в роскошном интерьере «Гудмана» подобные разговоры звучат несколько неуместно, я спрашиваю его, как он избежал насильственного кормления?

«Когда кормят через зонд, это всегда может привезти к разрыву пищевода — если ты действительно этого хочешь».

Был ли он к этому готов?

«О да, — легко говорит он. — И они это понимали».

Мы оба молча смотрим в свои тарелки.

Через несколько секунд Ходорковскому на телефон приходит сообщение от жены, живущей с ним вместе в Швейцарии (у них трое детей, а у Ходорковского вдобавок есть еще один ребенок от предыдущего брака). «Мне нравится шестой айфон — у меня большие руки», — замечает он. Ходорковский с давних пор любит технические новинки. Даже в тюрьме он внимательно следил по газетам за появлением новых гаджетов.

Овладеть технологиями и освоить мир социальных сетей, появившийся, пока он был за решеткой, важно для его новой цели: добиться политических перемен в России. Я напоминаю ему, что на пресс-конференции, которую он дал после своего освобождения в музее Берлинской стены у КПП «Чарли», он обещал не заниматься политикой и ограничиться общественной деятельностью.

Однако после того, как в августе умерла от рака мать Ходорковского (Путин удовлетворил его прошение о помиловании, чтобы он мог поухаживать за ней в Европе), он возродил фонд «Открытая Россия», чтобы поддерживать образовательные программы и «проевропейских» кандидатов на будущих выборах, а также начал ездить по конференциям. Кроме этого он объявил, что готов, если его позовут, стать временным президентом. Что же изменилось?

Прежде, чем он успевает ответить, официантка уносит наши тарелки. От десерта он отказывается, и мы заказываем кофе.

. . .

Ходорковский уверяет, то, чем он занимается — это «просто общественная деятельность». «Политика, — объясняет он, — это, в сущности, борьба за то, чтобы лично тебя избрали на какой-нибудь пост. Меня это не интересует. Но если вы спрашиваете, готов ли я идти до конца, отвечу: да, готов. Считаю это своим гражданским долгом».

«Я предлагаю себя на роль кризисного менеджера. Потому что я и есть кризисный менеджер».

«Но вы оставались в ЮКОСе и после выхода из кризиса, когда он уже стал одной из крупнейших негосударственных нефтедобывающих компаний в мире», — возражаю я. «Да, — отвечает он, — вот почему я и хотел уйти из этого бизнеса».

Затем Ходорковский делает поразительное признание: оказывается, слухи верны, и до своего ареста он вел переговоры с депутатами от правящей партии «Единая Россия» и с представителями других политических сил об изменениях, которые нужно будет внести в конституцию, когда Путин уйдет с президентского поста после своего второго срока в 2008 году. Идея заключалась в том, чтобы сделать отставку для Путина «безопасной», ограничив полномочия следующего президента и расширив полномочия парламента. Ходорковский, недолгое время при Ельцине бывший заместителем министра энергетики, говорит, что политики, с которыми он общался, считали, что он должен будет стать временным премьер-министром, чтобы провести эту реформу. По его словам, он был готов занять этот пост, если бы новый президент захотел его на нем видеть.

Знал ли об этом Путин? И не это ли стало причиной ареста?

«Путин знал, но я не знаю, из-за этого меня арестовали или нет. Думаю, причин было много. Но, конечно, он боялся. Он боялся, что я устрою революцию. Надо сказать, тогда у меня таких идей не было — а теперь есть».

Он сразу же добавляет, что реальной революции он не планирует: его сторонники в России ее не хотят, и она была бы опасна, так как, по его мнению, страна не готова к политическим переменам.

Однако Россия сейчас переживает тяжелый экономический кризис. В сочетании с падающими ценами на нефть западные санкции, введенные в ответ на российскую интервенцию на Украине, вызвали быстрое обесценивание рубля, рост инфляции и рецессию. Некоторые предполагают, что Путин, несмотря на свой подкрепленный украинскими событиями высокий рейтинг, может пасть жертвой этих проблем.

Спустя несколько дней после нашего разговора российская валюта рухнула еще глубже. Впрочем, Ходорковский советует не переоценивать эффект кризиса и убежден, что российских резервов должно хватить, чтобы преодолеть трудности. Народное восстание возможно, но маловероятно — уличные протесты 2011 года оказались недолговечными.

«Экономический кризис сам по себе ничего не решит, если общество не поймет, что существует альтернатива, — говорит он. — Именно это мы и пытаемся показать людям».

Тем не менее, если ситуация продолжит ухудшаться, российский президент, по словам Ходорковского, может лишиться власти различными способами, в том числе путем дворцового переворота, осуществленного его окружением. «Я не знаю ни одного вечного авторитарного режима — тем более авторитарного режима без идеологии. Не уверен, доживем ли мы до конца этого, но шансы у нас есть», — смеется он.

Его программа становления России на демократический путь фокусируется на создании правового государства — с разделением властей, независимым правосудием, независимой оппозицией и регулярной сменой власти. Он говорит, что если станет временным правителем, он ограничится такими реформами, затем проведет свободные выборы и уйдет в отставку.

Все это может показаться далеким от жизни, однако несколькими неделями раньше бывший чемпион мира по шахматам Гарри Каспаров, сейчас живущий в эмиграции и критикующий Кремль еще резче, чем Ходорковский, назвал в разговоре со мной бывшего главу ЮКОСа единственным возможным преемником Путина. По мнению Каспарова, в Ходорковском компетентность сочетается с мощным очищающим действием отбытого тюремного срока, — фактором, находящим глубокий отклик в русской душе.

Хотя многие соотечественники считают Ходорковского жуликом, которого настигла заслуженная кара, некоторые россияне, судя по опросам, начинают соглашаться с тем, что судебные процессы Ходорковского были политическими — и что все свои долги обществу бывший олигарх уже выплатил.

В то же время, полагает Ходорковский, после аннексии Крыма мир может столкнуться с новыми кризисами в отношениях с Путиным. Хотя многие с ним не соглашаются, он считает, что Путин спровоцировал украинский кризис исключительно потому, что его популярность падала из-за коррупционных скандалов и протестов 2011 года против фальсификации выборов.

«Однако на выборах 2018 года Крым Путину уже не поможет. Поэтому ждите от него новых авантюр, даже если пока он о них не задумывается», — утверждает Ходорковский.

Допивая кофе, я спрашиваю Ходорковского, не боится ли он за свою безопасность. Он собирается уходить, но никаких телохранителей я не вижу. «Я понимаю, что связанные со мной решения принимает только один человек. Это, безусловно, обеспечивает мне определенный уровень защиты», — отвечает он.

«Если я узнаю, что он отдал приказ, я постараюсь себя как-нибудь защитить. Хотя даже зная, что Путин стал более эмоциональным в последнее время, я надеюсь, что так далеко он не зайдет».