1. Время разбрасывать грабли, время наступать на них.
Он очень, очень горький, этот ваш шоколад “Россия”.
На душе так гадко, так гадко, что я просто вот беру и объявляю сегодняшний день днем лякримозы, и буду слушать ее, до дыр и тошноты заслушанную в свое время, весь сраный этот день. Легче не станет, конечно, но помазохистничать же – святоэ.
2. Гусев официально переименовывается в Угсева, а ОБЖ, соответственно, в УГ. Иметь тройку по угэ не так обидно, как по обэжэ, согласитесь.
Хотя официально уже каникулы, и у меня даже все годовые оценки – пятерки (даже физкультура, в смысле, ЛФК, на котором я была два раза всего за весь год, так что оценки мне добрый дядечка из департамента воспитания нарисовал за красивые глазки, розовые щечки, маленькие ушки и бровки домиком; и даже информатика, вот тут уже молитвами классной руководительницы, которой я три раза в день приходила плакаться на школьного админа, который не только мне, а вообще всем девочкам занижал оценки; так что оценки по физре, то есть ЛФК для безнадежно больных детей и прочих симулянтов в зале ритмики, и по информатике, то есть сраному экселю-поверпоинту раз в неделю, не очень уж и среднеарифметические относительно стоящих рядочком в журнале), но в понедельник нужно будет искать Угся, сдавать ему пафосно-патриотическую презентацию и аналогичное сочинение. Потому что пока, вроде, по угэ у меня ничего не стоит плохого, а с учетом того, что я не ходила строем и не пела хором тогда, когда это делали все детишки, у меня должна стоять тройка. И если я не докажу Угсю, что я патриотична-патриотична, то... то будет очень обидно, вот.
3. А потом - лето, до которого я с сентября вычеркивала дни в календарике.
Лето, жаркое, душное, невыносимо скучное. Наполненное ощущением собственного бессилия, собственной никчемности, непригодности ни к чему, собственной бесполезности, ненужности и нелепости. Отвратительное, кошмарное лето. Тоска будет возрастать в геометрической прогрессии, а тревога – стремиться к бесконечности. Слоняться и не знать, куда прислониться. Царапаться в стены, выть в потолок. Беспокоиться, бояться, тревожиться, плакаться, жаловаться. Заламывать ручки и тереть глазки. Жаться в уголочек и ничтожиться.
Такое же солнечное, радостное лето, как и всегда.
Сидеть дома безвылазно, тщетно пытаясь разогнать сраной шваброй плотные, почти ощутимые физически серые тучи своего уныния.
Уйти на улицу, наушники-сигареты-босоножки-качельки, и делать вид, что мне не тошно. А с каждым разом всё больней и всё острей, всё тягостней. И тошно. Тошно, чортвазьми, я не могу так, я не могу найти себе места. Мне нет места.
Я всегда так трепетно жду лета... С таким нетерпением, волнением.
Да потому, что в школе тоже тошно.
И я даже не знаю, что пугает меня сильнее – то, что каждый раз кажется, что лето никогда не наступит, и я застряну в этом временном отрезке, или то, что оно наступит, а лучше, как и всегда, не станет.
И вот оно, твое сраное лето, хоть жопой его жри, только ни хрена не легче от этого почему-то и не радостней.
4. А он мне, зараза такая, снится ночами, со своей морской романтикой, с гигантскими колоннами Исаакиевского и Казанского соборов, покрытыми вмятинами и трещинами от снарядов времен ВОВ, с бесчисленными каналами и еще более бесчисленными мостами, со сфинксами и грифонами, с безукоризненно прямыми улицами, с влажным своим воздухом, с разведенными крыльями Дворцового моста, с устремленной в небо Александрийской колонной, со всей своей великолепной архитектурой, проникнутый весь историей, проникнутый величием и мощью Империи, духом Петра Великого – и у меня, человека, от истории очень далекого и патриотизма как такового лишенного, быстрее бьется сердце и на глаза наворачиваются горячие слезы.
Я никогда, никогда не забуду, я никогда-никогда не забуду. Белая балюстрада, за мной – Монплезир, Петергоф со своими фонтанами (боже мой! Как я люблю фонтаны! Какие там фонтаны! Торжествующе бьющие в небо струи воды, красивейшие архитектурные ансамбли, величие и роскошь, но без екатерининских пафоса и вычурности), только начавшая пробуждаться природа, дворцы, скульптуры и фонтаны, составляющие единый ансамбль, и все симметрично, геометрически правильно, и так, боже мой, красиво.... А передо мной - бесконечное небо и бесконечное море. Даже так - Бесконечное Небо и Бесконечное Море. И я растеклась розовыми соплями по белой балюстраде. Я прислонилась к перилам и расплакалась. Я не могла, не могла никак надышаться вдоволь этим воздухом, насмотреться на эту величественную красоту, потрясшую меня до глубины моей маленькой сраной души, пробудившую во мне чувство патриотизма.
Я жить не могу без воды. Я и на нашу сраную краснодыровжопеярскую набережную могу часами любоваться двумя руками неистово и считаю ее красивой до безумия, а на сколько меня потряс Петербург, насколько меня потряс вид на Финский залив, зараза такая, не описать словами. И даже пытаться не буду - куда мне.
Я ходила по этим улицам, мотала башкой по сторонам, впитывала, впитывала впечатления. И с размаху так - опачки! - как восьмиклассница, влюбилась. По уши. По самый дарвинов бугорок завитка ушной раковины, анатомически выражаясь.
Цитата:
|
Мне он зараза такая тоже снился, всегда теперь буду хотеть в него, до безумия....
|
И что делать? Хрен я в него когда попаду еще. Если вообще попаду.